Решение искать душевный покой в среде сельской простоты совпало с окончанием учебного года и летним закрытием театра на Док-Стрит. Я вернулся в Нью-Йорк.
Отца компания «Эссо» недавно перевела в Каир управляющим по поиску нефти. Наш дом в Скарсдейле был сдан в наем, и мама в конце августа временно сняла дом в Уайт-Плейнсе, готовясь к отъезду в Каир, к папе. Я пробыл у нее две или три недели.
Свои планы на лето я уже составил. Однако я никого не посвящал в них и говорил лишь, что собираюсь поехать на север штата Нью-Йорк; свои духовные устремления я хранил в глубокой тайне. Но я сразу же приступил к осуществлению своего плана изучения Священных Писаний. Позаимствовав у мамы Библию, я начал ее читать с самого начала.
«В начале сотворил Бог небо и землю... И сказал Бог: да будет свет. И стал свет».
«И насадил ГОСПОДЬ Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал... И заповедал ГОСПОДЬ Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь»
Но — что это? Как может Бог желать, чтобы человек оставался невежественным?
И вот человек съел этот плод, стал мудрым и вследствие этого вынужден был жить как неразумный раб. Что же это за учение?
Глава пятая: здесь я узнал, что Адам жил девятьсот тридцать лет; его сын Сиф — девятьсот двенадцать лет, а сын Сифа Енос — девятьсот пять лет. Сын Еноса Каинан «жил семьдесят лет и родил Малелеила. По рождении Малелеила Каинан жил восемьсот сорок лет, и родил сынов и дочерей. Всех же дней Каинана было девятьсот десять лет; и он умер. Малелеил жил шестьдесят пять лет и родил Иареда... Иаред жил сто шестьдесят два года, и родил Еноха... Енох жил шестьдесят пять лет и родил Мафусала... Всех же дней Мафусала было девятьсот шестьдесят девять лет; и он умер»
Ради всего святого, что все это значит? Был ли в этом некий глубокий символизм?
С тех пор многие благочестивые христиане старались убедить меня в том, что Божью истину можно найти только в Библии. Если это действительно так, то мне трудно представить, чтобы человека, ищущего так же страстно, как я, оттолкнули на самом пороге тем, что он прочитал в самой Хорошей Книге. Только когда я встретил своего Гуру и узнал от него глубокий смысл Библии, я смог вернуться к ней с чувством истинной благодарности. А пока я просто «увязал» в бесконечном повторении «родил».
В маминой библиотеке была еще одна книга, привлекшая мой интерес. Эта книга, которая называлась «Краткая мировая библия», содержала краткие выдержки из основных религий мира. Возможно, здесь я найду то руководство, которое искал.
Отрывки из Библии в этой книге казались мне более содержательными. Тем не менее, на мой взгляд, они казались слишком антропоморфными, поскольку у меня было более современное, научное восприятие реальности. Иудеи, мусульмане, буддисты, даосы, зороастрицы — я находил поэтическую красоту и вдохновение во всех этих священных произведениях, но мне все еще чего-то недоставало. Меня просили верить, но, насколько я мог судить, ни в одном из этих Писаний не предлагалось испытать на себе. Без реального переживания Бога какая польза от простого верования? Чем больше я читал, тем больше все эти Писания производили на меня впечатление как… несомненно, чего-то великого, но, в конце концов, безнадежно превосходящего меня. Может быть, это был просто вопрос стиля. Обычно язык Священных Писаний, размышлял я, загадочен настолько, что его просто невозможно понять.
Наконец, я наткнулся на отрывки из индуистских учений — всего несколько страниц, но какое откровение! Здесь акцент делался на космических реалиях. Бог описывался как Бесконечное Сознание, человек — как проявление этого сознания. Да ведь это была та же концепция, которую я сам разработал во время своей долгой вечерней прогулки в Чарльстоне! Высший долг человека, читал я, — сонастроиться с божественным сознанием: и снова это было то, к чему я тоже пришел! Высшая цель человека — я обнаружил, что эта мысль эхом отозвалась во мне — испытать эту божественную реальность как свое истинное Я. Какой научный подход! Какая бесконечная перспектива!
Здесь так же изобиловал поэтический символизм, как и в других Священных Писаниях. Однако здесь я нашел и объяснения, представленные с кристальной ясностью и логикой. Главное же, что я нашел совет, который искал: не только о том, как вести религиозную жизнь вообще, а конкретно о том, как искать Бога.
Я был поражен! Это было именно то, что я искал! Я чувствовал себя, как бедняк, которому только что дали огромное богатство. Я бегло прочитал эти несколько отрывков из книги; затем, осознав, какую колоссальную важность все это имело для меня, отложил книгу и решил дождаться момента, когда буду свободен, чтобы прочитать эти отрывки медленно, усваивая их. Как бы невзначай я спросил маму, можно ли мне взять эту книгу с собой на лето. «Конечно», — ответила она, ничуть не подозревая о глубине моего интереса.
В Уайт-Плейнсе нас навещала моя тетя Алин, сводная сестра мамы. Однажды, почувствовав, как во мне бурлит смятение, она сказала маме: «Держу пари, что Дон окажется в богословской семинарии».
— Дон? Нет! — в тоне ответа мамы слышалось: «Кто угодно, только не он». Изменения, которые впоследствии произошли в моей жизни, застали ее врасплох.
Два или три раза за время моего пребывания в Уайт-Плейнсе я ездил поездом в Нью-Йорк, где созерцал спешащие толпы напряженных озабоченных лиц. Как много трагедий можно было прочитать на них: отчаяние, горечь, скрытая печаль! Острее, чем когда-либо прежде, я ощущал наши общие человеческие узы. Худший преступник, размышлял я, вел такой образ жизни, который мог бы вести и я, если бы мои ошибки направили меня по выбранному им направлению. В самом деле, кто был свободен от невежества? Несомненно, даже худший наркоман чувствовал определенное оправдание поведению, которое втянуло его, как муху, в паутину хаоса. А как же тогда мои собственные позиции? Смею ли я им доверять? Как может кто-либо на любом этапе жизни знать наверняка, будет ли его поведение, исполненное лучших побуждений, продвигать его к свободе или, наоборот, еще более безнадежно опутывать его рабством? Мое растущее убеждение в том, что все является частью одной Реальности, хотя и давало мне глубокое чувство родства с другими, пробуждало во мне также ужасающее чувство собственной уязвимости. Я дрейфовал в море невежества, где мой потенциал утонуть или подняться был одинаково велик.
Конечно, мне давно пора было взять себя в руки. Слишком долго я беспорядочно плавал по бурным морям неуверенности, смутно надеясь, что придерживаюсь направления к берегам истины, но ни в чем не был уверен. Теперь я должен начать более сознательно направлять свою жизнь.
Однажды после полудня я шел по Пятой Авеню
Сначала в своей поездке на север штата Нью-Йорк я хотел без особых усилий обрести покой среди красот Природы. Однако к тому времени, как я покинул Уайт-Плейнс, моя решимость работать над собой, подкрепленная краткими отрывками из индийских Священных Писаний, заметно окрепла. Отказавшись от спиртного, а двумя или тремя месяцами ранее и от курения, я начал испытывать сильный энтузиазм по отношению к самодисциплине.
Однако теперь я думал найти то, что искал, каким-то более «сбалансированным» способом, чем поиск Бога. Я все еще надеялся, что более естественная среда будет способствовать моему духовному спокойствию, но у меня не было иллюзий по поводу того, что в случайном чередовании холмов и деревьев я найду ответы на все свои вопросы. Как я скоро поясню, Бог позаботился о том, чтобы ни один из моих вопросов не нашел там разрешения.
На старте пути к самосовершенствованию я выбрал энергичную физическую дисциплину. И мой первоначальный энтузиазм, конечно, заставил меня переусердствовать.
Я выехал из Уайт-Плейнс на односкоростном велосипеде, взяв с собой рюкзак, в котором лежали только мамина книга цитат из Священных Писаний, немного одежды и пончо. Со мной не было спального мешка; каким бы абсурдным это ни казалось, я ничего не знал о походных процедурах и даже не подозревал о существовании спальных мешков.
Первую ночь я провел в открытом поле, постелив под себя пончо, чтобы не спать на сырой земле. В три часа ночи я проснулся от холода и обнаружил, что нахожусь в луже воды, собранной моим пончо из обильной росы. Дальше спать было невозможно. В конце концов, я покорно встал и вновь оседлал велосипед. Миля за милей утомительно следовали одна за другой по пустынной горной местности, в которой едва ли где-то можно было заметить деревушку. К полудню седло велосипеда стало настолько твердым (хотя я пытался его смягчить сложенным полотенцем), что я с трудом мог на нем сидеть. Через десять или двенадцать часов беспрерывного кручения педалей мои ноги, непривычные к такой напряженной работе, с каждым новым оборотом чувствовали, что вскоре откажут.
К концу дня я начал с надеждой всматриваться вдаль, пытаясь разглядеть селение с гостиницей, так как твердо решил: я не буду больше ночевать в поле, если это возможно. Увы, не приметил ни одного дома. В тот день я работал педалями шестнадцать часов и ехал на своем односкоростном велосипеде большей частью в гору, преодолев более сотни миль.
Когда солнце опустилось к горизонту на западе, мне встретился пеший турист, который сообщил, что в двух милях от дороги, по которой я ехал, расположена деревня, а в деревне есть гостевой дом. Собрав последние остатки сил, я поехал туда. В центре селения я нашел дом, перед которым находился обнадеживающий указатель: «Комнаты внаем». Войдя, буквально шатаясь, я рухнул на стул у входной двери.
— Могу ли я получить комнату?
— О, очень жаль. Мы собирались снять эту вывеску. Мы больше не сдаем комнаты.
Отчаяние охватило меня.
— Нет ли поблизости места, где я мог бы переночевать?
— Ну, примерно в миле отсюда вниз по дороге есть гостиница. Наверняка там для вас найдется комната.
Целая миля! Даже эта короткая дистанция казалась мне не по силам в таком состоянии изнеможения; у меня едва хватило сил, чтобы подняться.
— Пожалуйста, не могли бы вы позвонить им по телефону и попросить подвезти меня к ним на их машине?»
Поездка была организована. В ту ночь, лежа в постели, я действительно думал, что могу умереть. Тогда я не сознавал этого, но с раннего детства у меня было небольшое сердечное заболевание. Всю ночь мое сердце бешено стучало в груди, будто пытаясь из нее вырваться. Я проспал целые сутки. К счастью, утром сердцебиение нормализовалось. Чувствуя себя посвежевшим, но все еще ощущая боль в каждой мышце, я жаждал продолжить свое путешествие.
Я еще не читал важного отрывка из Бхагавадгиты, в котором говорится, что следует быть умеренным во всем
Итак, я направился, на этот раз медленнее, в небольшой горный городок Индиан-Лейк, где снял комнату, и с нетерпением устремился к своему вознаграждению: внимательному изучению отрывков из индийских Священных Писаний, которыми я располагал.