Сколько бы тревожный и непостоянный ум ни разбегался, обуздывай его постоянно и подчиняй его власти своего Высшего Я.(Бхагавадгита 6:26)
Эти слова Господа Кришны в Бхагавадгите являются ценным советом для всех этапов духовного странствия. Ведь на этом пути часто случается, что эгоистические желания с удивительной силой возникают из подсознания, чтобы атаковать преданность. Преданный может неуклонно прогрессировать, уверенный в том, что Бог — это всё, что ему нужно в жизни; затем внезапно к нему стучится возможность достижения мирского успеха, и он думает: «Вот мой шанс — возможно, единственный, — стать великим концертирующим пианистом!» или «обрести богатство и всеобщее уважение», или «внести огромный научный вклад во благо человечества», или «жениться на своей второй половинке!» Я никогда не видел, чтобы такие желания, реализуемые в качестве альтернативы бескорыстному служению Богу, заканчивались чем-либо, кроме разочарования.
Концертирующий пианист устает играть для переменчивой публики. Потенциальный миллионер вскоре обнаруживает, что жизнь без внутреннего мира — сущий ад, особенно если до этого он испытывал душевный покой. Подающий надежды ученый, особенно если он имеет высокие идеалы, обнаруживает, что мир либо равнодушен к его открытиям, либо стремится направить их на низменные цели. А тот, кто оставляет духовную практику ради женитьбы на своей «второй половинке», вскоре разочаровывается и, вполне вероятно, через год-два разводится. (Действительно, что может предложить человеческая любовь, чтобы сравниться со сладостью Божьей любви, особенно если человек ощутил вкус этой любви в своем сердце?)
Среди моих самых печальных воспоминаний — воспоминания о бывших приверженцах, которые, оставив духовное призвание, вернулись к своим бывшим братьям и сестрам на пути, чтобы похвастать своим вновь приобретенным мирским «богатством». С какой гордостью они демонстрируют свои новые автомобили, новые костюмы, новых жен! В их глазах заметно желание оправдать то добро, которого они лишились. В их голосах слышится какой-то неловкий смех людей, которые хвастаются тем, что напились, будто надеясь шумным утверждением заглушить суровый голос совести. И всё же эти бывшие преданные рано или поздно теряют уверенность в правильности сделанного ими выбора и, к сожалению, слишком часто — в самих себе за то, что они его сделали.
Хуже всего то, что непостоянство по отношению к Богу порождает в них шаблон дальнейшего непостоянства. В итоге они редко преуспевают в чем-либо, потому что отвергли качество, необходимое для достижения успеха в любом начинании: стойкость. Счастливы те, кто, осознав ошибку, оставляют это и решительно возвращаются к божественному поиску. Я часто восхищался одной такой преданной, которую другие спрашивали, как она осмелилась снова появиться в монастыре, после того как однажды покинула его. «А вы считаете, — энергично ответила она, — что я буду поклоняться своим ошибкам?»
Увы, немногие наделены решимостью такой силы. Мастер рассказал мне об одном падшем ученике: «С тех пор как он отсюда ушел, у него не было ни одного счастливого дня. Я изо всех сил старался спасти его, но он был непреклонен».
— Мы были с ним в Нью-Йорке, — продолжал Мастер, — когда однажды он сказал мне, что хочет поехать в Филадельфию. «Чтобы купить обручальное кольцо?» — вызвал я его на откровенность. Ну, он не мог это отрицать. Вместо этого он попытался убедить меня в том, каким ангелом была его девушка. «Она совсем не такая, какой ты ее себе представляешь», — предостерег я. — «Вы ничего о ней не знаете, — возразил он. — Вы даже никогда не встречались с ней!» — «Я знаю о ней всё! — заверил я его. И все же он не прислушался. Но… с тех пор он узнал». Глаза Мастера выражали печаль по поводу своего заблудшего ученика. Учеником, о котором он говорил, был Ричард Райт, который сопровождал его в Индию.
«Все предает тебя, предавшего Меня», — написал Френсис Томпсон в своей прекрасной поэме «Небесная гончая».
Учитель рассказывал мне много историй о людях: студентах, случайных знакомых и учениках. Одна из тех, которая приходит на ум, была о Дейле Райте, младшем брате Ричарда:
— Каждый раз, когда я пытался помочь ему советом, он скулил матери: «Ма-ам, он меня ругает!» Наконец, я подарил ему игрушечный самолет. Он полюбил его! Фактически, это определило его направление жизни: когда он вырос, он стал инженером-авиаконструктором.
Преданность — это сильнейшая защита от заблуждения. Но едва ли найдется такой преданный, чья приверженность никогда не ослабевает, который никогда не испытывает духовного опустошения или сухости, или не чувствует тяги мирских желаний. Что же делать, когда наносят удары, по выражению Мастера, «кармические бомбы» беспокойства и желаний, в особенности в разгар засушливого периода? При подготовке к такому периоду важно укрепить себя привычкой к регулярным медитациям и верностью своему избранному пути. Когда привычка к ежедневным медитациям прочно укоренится, человек сможет уверенно преодолевать множество штормов, не поддаваясь ни унынию, когда путь кажется трудным, ни чрезмерному восторгу, когда он кажется гладким и легким. Верность избранному пути пресекает в зародыше искушение искать более легкие и приятные пути к Богу, более «отзывчивого» учителя или практики, которые предъявляют меньше требований к эго.
«Преданность — это первый закон Бога», — часто говорил наш Гуру. Он не имел в виду поверхностную сектантскую преданность тех, кто испытывает необходимость постоянно доказывать ее другим и дискредитировать любого, чьи взгляды отличаются от их собственных. (Обычно так размахивают флагом, чтобы скрыть подсознательные сомнения.) Скорее, Мастер имел в виду то спокойное принятие своего пути, которое не допускает никаких изменений в сердце, которое не могут поколебать никакие препятствия, встречающиеся на пути. Увы, это качество не акцентируется сегодня в Америке, за исключением, возможно, необходимости непоколебимой верности вселенскому богу: Честолюбию.
Наша традиция — традиция первопроходцев, мужчин и женщин, которые не раз утверждали свою свободу, «выдергивая свои корни» и поселяясь на новой территории. Даже сегодня, когда на этом континенте не осталось новых земель для завоевания, нашу молодежь призывают стремиться к новизне, следовать за блуждающим огоньком «свершений», куда бы он их ни привел, и обращать мало внимания на такие неудобные соображения, как долг и обязательства.
— Они меняют работу, жен и гуру в любой момент, — сетовал Мастер. — Как они могут ожидать, что доберутся куда-нибудь, когда они продолжают так причудливо менять направление?
«Немало голов упадет», — сказал он мне, говоря о периоде испытаний, который начался за несколько месяцев до моего испытания в Твенти-Найн-Палмз. Я сильно переживал, когда некоторые из тех, кого я больше всего любил, покинули ашрам. Я уже некоторое время знал, что Бун отдаляется, но когда ушел Норман, а потом Жан, я был сильно потрясен.
Бедный Норман! Он глубоко любил Бога, но пришло уныние, и он позволил перепадам настроения нарушать установившийся режим медитаций до такой степени, что у него больше не было внутреннего покоя, чтобы противостоять мирским заблуждениям. Но я знал, что он всегда будет любить Бога и будет продолжать искать Его. Фактически, теперь, по прошествии многих лет, я могу сказать, что он так и сделал.
«Это первый раз за многие жизни, когда заблуждение овладело Норманом», — печально заметил Мастер, добавив: «Божественная Мать хочет, чтобы он научился ответственности. Но где бы он ни был, он со мной».
Спустя несколько месяцев Норман посетил Маунт-Вашингтон.
— Помнишь, как трудно мне было ладить с Джерри? — спросил он меня. — Это было одной из основных причин моего ухода отсюда. А теперь там, где я сейчас работаю, таких, как он, шестеро!
На протяжении многих лет я наблюдал, что, когда преданные пытаются избежать столкновения со своими кармическими уроками, они только привлекают эти же уроки снова в иной форме — и зачастую в большем объеме!
Жан обладал большой силой воли, но недостаточно концентрировался на развитии преданности. Мастер всегда учил нас, что для медитации не должно быть иных побуждений, кроме любви к Богу и желания угодить Ему. Медитацию ради личной духовной выгоды он называл «корыстной преданностью»: "Господь, я отдал Тебе так много крий. Теперь Ты должен выполнить Свою часть сделки и дать мне такую же большую реализацию". Бог никогда не отвечает на такую преданность! Он не примет от нас ничего меньше, чем наша безусловная любовь». Когда по прошествии двух или трех лет упорных медитативных усилий высокие духовные переживания все еще ускользали от Жана, он впал в уныние. «Я пришел сюда не для того, чтобы сгребать листья!» — сказал он в день отъезда. Увы, дорогой друг, неужели ты забыл наставление Бхагавадгиты о том, что преданному, который с искренней любовью дарит Богу хоть лист, хоть цветок, Сам Господь отвечает лично?
Об одной из учениц, которая в этот период серьезных испытаний ушла, чтобы встать на путь замужества, Мастер с грустью сказал: «Долгие годы ее привлекало желание романтики». Она была с Мастером много лет. Видимо, незадолго до ухода ее кармическое испытание достигло кульминации, потому что он добавил: «Если бы она осталась здесь еще хотя бы на двадцать четыре часа, она бы навсегда покончила с этой кармой!»
Особенно внушающим благоговейный трепет было его предостережение ученику, который ушел позднее: «У тебя очень сложная карма. Если ты уйдешь сейчас, тебе потребуется двести воплощений, чтобы вернуться к той точке, которой ты уже достиг на пути».
И хотя Мастер говорил, что для падшего преданного нет ничего необычного в том, чтобы скитаться в заблуждении в течение одного или нескольких воплощений, он также сказал, и Бхагавадгита подтверждает это, что хорошая карма, накопленная в результате практики йоги, в конце концов вернет его обратно. Мастера Индии никогда не рассматривали жизнь в терминах «ад против рая», принятых у ортодоксальных христианских догматиков. Также, я уверен (хотя и не могу говорить за всех), как и святые любой религии.
— Возможно ли, Мастер, — спросил я его однажды, — чтобы душа была потеряна навсегда?
— Никогда! — ответил он твердо. — Душа — это часть Бога. Как может быть уничтожена какая-либо часть Бога?
Большинство из тех, кто оставил духовную работу, остались преданными Мастеру, даже временно преследуя химеру нескольких мирских мечтаний. В конце концов, они его духовные дети, предначертанные ему ученики. Я знал лишь одного ушедшего, о котором он сказал: «Он не вернется; он никогда и не был с нами». Это был ответ на вопрос Джерри: «Сколько времени пройдет, прежде чем он вернется к Вам?» Но о другом ученике (Свами Дхирананде), который в течение многих лет после ухода из Маунт-Вашингтон отвергал Гуру, Мастер сказал: «Он никогда не найдет Бога, кроме как с помощью этого инструмента, предназначенного ему Богом».
«Люди так искусны в своем невежестве!» — воскликнул однажды Мастер в отчаянии, после того как сделал все возможное, чтобы помочь кому-то. А потом, в разговоре с небольшой группой учеников, сказал: «Я вижу духовный путь как состязание в беге. Одни преданные бегут вприпрыжку; другие — медленно, трусцой. Некоторые бегут даже в обратную сторону!»
«Духовная жизнь, — сказал он монахам в другой раз, — подобна битве. Преданные сражаются со своими внутренними врагами — жадностью и невежеством. И многие ранены — пулями желания».
Верность, преданность, регулярная медитация, сонастройка с гуру — вооруженный всем этим, преданный непременно выиграет битву (возможно, не легко, но в конце концов — славно).
«Чем больше вы делаете то, что говорит вам ум, — предостерегал нас Мастер, — тем больше становитесь рабами. Чем больше вы исполняете волю Гуру, тем больше становитесь свободными».
Различие между теми, кто остался в ашраме, и теми, кто покинул его, сводилась к двум альтернативам: стремлению жить только для Бога или по-прежнему цепляться за маленькое человеческое «я». Иисус сказал: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её» (Мф. 16:25). Уход из ашрама сам по себе, конечно, не являлся духовным падением. И такое падение, если оно произошло, не обязательно длилось в течение всей жизни. Все зависело от того, ставил ли человек по-прежнему на первое место Бога в своей жизни, и от того, отказывался ли он принимать даже самую тяжелую неудачу как окончательное поражение. Однако независимо от обстоятельств, неразумен был тот ученик, который помышлял, что он может безнаказанно оставить ашрам, с уверенностью, что он никогда не забудет Бога. «У заблуждения есть своя сила», — предупреждал нас Мастер.
Как я уже говорил, меня глубоко огорчало, когда уходил любой брат, особенно тот, который вдохновлял меня в моих духовных усилиях. Будучи теперь ответственным за монахов, я решил сделать все, что было в моих силах, чтобы укрепить стойкость тех, кто был слаб; я старался так организовать распорядок дня, чтобы регулярная духовная практика больше не считалась недостатком в их жизни. Мастер поощрял эти усилия. Так же поступали и многие из моих братьев-монахов, хотя, к сожалению, не все. Человеческая натура нелегко отказывается от внешней свободы ради внутренней. В глазах некоторых я читал мысль: «Ну, хорошо, Мастер назначил тебя главным. Но это не дает тебе права навязывать нам свою волю!» Когда я настаивал, чтобы они подчинялись правилам, они саркастически обзывали меня «монахом». Мне тоже не доставляло радости навязывать им правила, несмотря на то, что моей целью было выполнить желание Мастера и укрепить их в их преданности на пути. Однако печаль по тем, кого мы потеряли, побудила меня разработать распорядок дня, который стал бы опорой для других во времена испытаний.
«Я не прошу покорности, — говорил я им, — но знаю, что вы готовы повиноваться Мастеру, и, выполняя его волю, прошу вашего содействия». «В то же время, — добавлял я, — в ответ я обещаю каждому мое содействие. Если у вас ко мне есть какие-то просьбы, я с радостью выполню их, если они не противоречат нашим правилам». Таким образом, поставив себя, насколько это возможно, в положение служения им, я постепенно завоевал их поддержку. В моих собственных медитациях я часто пел «О, прекрасный Бог!», снова и снова повторяя строку «Тем, кто служит, Ты служенье». Ежедневно я наполнял свой ум радостной мыслью о том, что единственным достойным делом преданного является смиренное служение своему Космическому Возлюбленному.
В конечном итоге, мои организаторские усилия увенчались успехом. Впоследствии, отчасти благодаря этим усилиям, все больше и больше людей, пришедших в Маунт-Вашингтон, оставались на пути.
Однако лично для меня в этих организационных битвах была определенная мучительность. Я глубоко чувствовал, что чем больше я преуспею в них, тем в меньшей степени Маунт-Вашингтон будет оставаться для меня тем чудесным духовным домом, каким он показался мне, когда я впервые туда прибыл. В школах-интернатах моего детства, особенно в «Хэккли» и «Кенте» в этой стране, у меня развилось глубокое отвращение к тому, что я мог бы назвать «групповым менталитетом», — к тому отношению, над которым мы с Родом Брауном посмеивались: «Тебе бы лучше идти в ногу, сынок, если ты хочешь, чтобы двигалась вся колонна». Участие в развитии такого менталитета в Маунт-Вашингтоне (хотя я знал, что это было необходимо) привело меня к такому чувству, будто я добровольно вызвался на самоубийственную миссию.
Меня утешало то, что Мастер, похоже, тоже не очень-то был настроен на мысль об организации. Сестра Гьянамата говорила: «Вы никогда не сможете организовать работу, пока жив Мастер». Иногда он с тоской говорил о простой, лишенной формальностей жизни духовного учителя в Индии, «странствующего вдоль Ганга», как он выразился, «опьяненного Богом». Конструкциям из правил и предписаний он предпочитал поток божественной интуиции. По своей натуре, я думаю, он мог бы ответить так же, как Рамана Махарши, великий индийский мастер, которому ученики пожаловались на одно весьма разумное, но в целом неудобное правило, навязанное его родным братом общине ашрама. Правило гласило: «Не используйте офис как проходную. Идя в столовую, обходите его». Рамана Махарши ответил протестующим: «Давайте покинем это место. Оно больше не похоже на наше!» (Излишне говорить, что оскорбительное правило было быстро отменено.)
Культурные традиции Индии никогда не были особенно благоприятны для жесткой организации. «Не устанавливай слишком много правил, — сказал мне Мастер. — Это разрушает дух». От него я усвоил принцип, который хорошо мне сослужил, особенно в более поздние годы жизни, когда я отвечал за руководство духовной жизнью и деятельностью многих людей. Этот принцип гласит: «Никогда, если это возможно, не ставить потребности организации выше нужд даже одного из ее членов». Служение является истинной и единственной целью любой духовной работы.
В дополнение к организации нашего распорядка в Маунт-Вашингтоне и составлению нескольких правил (по мере необходимости), я также разработал серию уроков по ученичеству, тексты которых, видимо, все еще используются монахами и монахинями; считается, что они были написаны Шраддха Матой. Мастер сотрудничал со мной во всех этих рабочих программах и часто говорил о будущих направлениях в работе, поскольку они касались монахов.
В последние два года жизни Мастер также много часов проводил с монахами, обучая, ободряя и вдохновляя их.
— Каждый из вас должен любить Бога индивидуально, — сказал он нам однажды вечером. — Удерживайте свой ум в центре Христа все время, а когда работаете — все время думайте, что трудитесь для Бога и Гуру. Постоянно: «Бог и Гуру; Бог, Христос и Гуру». Многие приходят сюда, потом разговаривают и шутят все время… или играют на органе, — Мастер многозначительно посмотрел на одного из монахов. — Они не обретут Бога таким образом! В каньоне на этой территории живет много мышей, но они не развиваются духовно! У них нет Бога. Не думайте, что можете достичь духовного прогресса, просто живя здесь. Вы сами должны приложить усилия. Каждый из вас один стоит перед Богом.
Однажды вечером он восхвалял дух тех учеников (Дая Маты, Вирджинии Райт и мисс Дарлинг), которые долгое время служили лично ему. Особенно много работы было у них в первые годы жизни в Маунт-Вашингтоне: часто после полного рабочего дня они всю ночь трудились в офисе.
— Сэр, — спросил я, — много ли у них было времени для медитации?
— Видишь ли, когда они работали рядом с этим телом, они не нуждались так много в медитации; они все равно духовно развивались. Но вы все должны медитировать больше, потому что у вас нет такого внешнего контакта, который был у них.
Часто он призывал нас быть стойкими в нашей практике Крия-йоги. «Практикуйте Крию днем и ночью. Это величайший ключ к спасению. Другие люди руководствуются книгами и внешними дисциплинами, но им потребуется несколько воплощений, чтобы достичь Бога таким путем. Крия — это величайший способ уничтожения искушения. Как только вы почувствуете внутреннюю радость, которую она дарит, никакое зло не сможет вас коснуться. Тогда, по сравнению с нектаром, оно покажется вам несвежим сыром. Когда другие праздно разговаривают или проводят время, вы выходите в сад и делаете несколько крий. Что вам еще нужно? Крия даст вам все, чего вы ищете. Практикуйте ее с преданностью днем и ночью».
И добавил: «После практики крии сидите спокойно продолжительное время; слушайте внутренние звуки, или практикуйте бхакти-йогу (преданность), или наблюдайте за дыханием в позвоночном столбе (поднимается при вдохе и опускается при выдохе). Если вы пообедаете, а потом побежите, то не сможете насладиться едой; ваше удовольствие будет больше, если после этого вы отдохнете. Точно так же и после выполнения крии: не вскакивайте сразу. Сидите спокойно и глубоко молитесь; наслаждайтесь покоем, который вы чувствуете. Так развивается духовная интуиция».
— Отдавайте то, что вы делаете, — как хорошее, так и плохое, — Богу, — сказал он нам в один из вечеров. — Конечно, это не означает, что вы должны умышленно делать плохие вещи, но когда вы не можете себе помочь из-за слишком сильных привычек, почувствуйте, что Бог действует через вас. Сделайте Его ответственным. Ему нравится это! Ведь Он хочет, чтобы вы поняли, что это Он видит во сне ваше существование.
— Сэр, — обратился к нему однажды Клиффорд Фредерик, один из присутствующих, — как можно стать более смиренным?
— Смирение, — ответил Мастер, — приходит от того, что Вы видите Бога как Деятеля, а не себя. Видя это, как Вы можете гордиться тем, чего Вы достигли? Смирение лежит в сердце. Это не шоу, которое устраивается для того, чтобы произвести впечатление на других. Что бы Вы ни делали, постоянно говорите себе: «Бог делает все это через меня».
Один из учеников испытывал муки неуверенности в себе. «Пока ты прилагаешь усилия, — утешил его Мастер, — Бог никогда тебя не подведет!
Однажды он сказал Генри, когда тот собирался выехать на машине: «Всякий раз, когда ты видишь, что в мире что-то не так, помни, что это что-то не так с тобою. Когда ты прав, все правильно потому, что ты видишь там Бога. Совершенство — внутри».
Вэнс Миллиган, молодой чернокожий парень, впервые приехал в Маунт-Вашингтон в возрасте семнадцати лет. Поскольку он был несовершеннолетним, мать заставила его уехать. Однако, как только ему исполнилось восемнадцать, он вернулся.
— Как твоя мать теперь относится к тому, что ты здесь? — спросил его Мастер.
— На этот раз она говорит, что все в порядке, — ответил Вэнс.
— Это хорошо, что ты получил ее согласие. Без него тебе все равно следовало бы приехать, но с ним еще лучше.
— Свами Шанкаре, — продолжал Мастер, — было всего восемь лет, когда он решил уйти из дома в поисках Бога. Его мать пыталась помешать ему. Шанкара, не желая уходить без ее разрешения, прыгнул в протекающую поблизости реку и позволил схватить себя крокодилу. Он был высоко развит с прошлых жизней и обладал силой спасти себя. «Послушай, мама, — воскликнул он, — я позволю увлечь себя под воду, если ты не дашь мне своего согласия. В любом случае ты меня потеряешь!» Мать поспешно пообещала позволить ему уйти из дома. После этого он освободился от крокодила, вышел из воды и покинул дом, чтобы начать свою миссию.
Однажды, спустя много лет, он заплакал: «Я чувствую вкус молока моей матери. Она умирает!» Поспешив к ней, он помог ей в ее последние мгновения, а затем кремировал ее тело божественным огнем, который вырвался из его поднятой руки».
Мастер продолжил: «Другим прирожденным мудрецом, покинувшим дом в раннем возрасте, был Сукдева. В то время ему было всего шесть лет, но он хотел отправиться на поиски своего гуру. Вьяса, его отец, автор Бхагавадгиты, был полностью компетентен, чтобы стать его гуру. Однако Сукдева видел, что тот все еще немного привязан к нему как к своему сыну. Когда мальчик собирался уходить, Вьяса последовал за ним, умоляя его искать Бога дома.
— Держись от меня подальше, — сказал мальчик. — У тебя майя, — как бы говоря: «Ты болен»!
Тогда Вьяса отправил его на обучение к царственному мудрецу, царю Джанаке».
Я уже упоминал о чернокожем пареньке Вэнсе. Однажды Вэнс сообщил мне: «Учитель сказал мне: "Тебе следует больше водиться с Уолтером. Ты не знаешь, что в нем есть"». Мне было приятно получить, пусть даже косвенное, такое личное поощрение от Учителя, потому что мои сомнения в себе слишком часто говорили мне о совсем другой реальности.
Однажды я спросил Мастера: «Сэр, как именно следует любить людей?»
— Сначала нужно полюбить Бога, — отвечал он, — а потом, с Его любовью, полюбить других. Любя людей самих по себе, а не как проявлений Бога, ты можешь обрести привязанность.
В другой раз, говоря о любви, он сказал нам: «Человеческая любовь — это любовь собственническая и личностная. Божественная любовь всегда безлична. Чтобы правильно развить преданность и защитить ее от порчи собственнической, личностной любви, пока человек не достигнет высокого уровня развития, лучше не искать Бога прежде всего ради Его любви. Вначале ищите Его ради Его блаженства».
— Не шутите слишком много, — часто говорил нам Мастер. — Шутка — это ложный стимулятор. Она не исходит из истинного счастья и не дает счастья. Когда вы много шутите, ум становится легковесным и беспокойным, так что он не может медитировать.
Одному из молодых отшельников
— Я знаю об этом, сэр, — печально ответил юноша, — но моя привычка сильна. Как я могу измениться без вашего благословения?
— Хорошо, вот тебе мое благословение. Есть и благословение Бога. Только твоего благословения не хватает!
«Ужасно трудно изменить свои привычки, сэр, — однажды пожаловался Джерри, — но я буду стараться до конца жизни».
— Вот это дух, — одобрительно сказал Мастер. — В любом случае волна не может покинуть океан. Она может выступать дальше от поверхности, но она все равно остается частью океана и в конечном итоге должна в него вернуться.
«Никогда не подсчитывайте свои недостатки, — сказал он нам однажды. —Заботьтесь только о том, чтобы достаточно любить Бога. И, — добавил он, — не говорите о своих недостатках другим, чтобы однажды в порыве гнева они не обратили их против вас. Но говорите о своих недостатках Богу. От Него вы ничего не должны скрывать».
Некоторые монахи впали в уныние, видя, как уходят другие. Мастер однажды сказал им: «Преданные могут приходить, преданные могут уходить, но я иду вечно, — таким должно быть ваше отношение». Тем, кто видя падение других, сомневался в собственных духовных шансах на успех, Мастер говорил: «В любом случае вы будете жить! Так почему бы не жить правильно?»
Американский «пробивной» дух вызывал его одобрение: «Когда-нибудь? Когда-нибудь? Почему не сейчас?! Это — американский подход, который мне нравится. Ищите Бога с такой решимостью, и вы непременно Его найдете!»
По поводу некоторых ушедших монахов он сказал мне однажды вечером, когда мы гуляли по территории «Озерной обители SRF»: «У многих когда-нибудь будут собственные центры: у Дэвида, Джена и так далее, и так далее». Я часто задавался вопросом, не намекает ли он, скорее, на мой собственный будущий путь служения ему в отрыве от его организации.
По моим ощущениям, наилучшим местом для служения делу был Маунт-Вашингтон. Однако однажды мы обсуждали нашу потребность в учениках, наделенных определенными талантами, и я упомянул Адано Лея, руководителя нашего центра в канадском Монреале. «Мастер, почему бы нам не пригласить его сюда? Он там очень хорошо работает».
— Если он хорошо работает там, — несколько возмущенно ответил Мастер, — зачем переводить его сюда?
Эти слова оказались важными для меня много лет спустя, когда обстоятельства вынудили меня, как я уже намекал, служить ему по-новому, вдали от Маунт-Вашингтона и SRF.
Профессиональные навыки ни в коем случае не были настоящей причиной, по которой он кого-либо принимал. Нам давно требовался печатник. Однажды вечером я пришел к Мастеру с хорошей, как мне казалось, вестью: «У нас новый человек для типографии, сэр!»
— Зачем ты мне это говоришь? — возмущенно спросил Мастер. — Сначала посмотри, есть ли у новичка наш дух; принимай его только на этом основании. Затем помогите ему развить этот дух более глубоко. И только потом думайте, где бы он мог вписаться в нашу работу. Двое уже приходили ко мне и сказали, что нашли нового печатника. Я никогда с самого начала не спрашиваю у людей, что они могут делать. Я смотрю на духовную сторону.
— Поверьте, сэр, — ответил я смущенно, — я тоже этим интересуюсь. Мне надо было сразу сказать об этом. Этот человек сказал мне: «Я так рад, что все вы здесь молитесь с такой преданностью». И я долгое время продержал его в моей медитативной «пещере», пел чанты и проигрывал индийские молитвенные песнопения. Ему понравилось.
Мастер одобрительно кивнул: «Вот это я рад слышать».
Но на самом деле, хотя он даже не встречался с этим новым человеком, его реакция на мои слова была вызвана уверенной интуицией. Когда через несколько месяцев этот человек ушел, Мастер сказал мне: «Я знал, что он не останется».
До того, как принять этого нового печатника, Мастер передал мне задачу приема новых мужчин-учеников, а сам большую часть времени проводил в уединении, завершая свои сочинения. Мне трудно было принять тот факт, что многие поступающие были просто не готовы к нашему образу жизни. На мой взгляд, Маунт-Вашингтон предлагал столь замечательный образ жизни, что я хотел по возможности поделиться им со всеми.
Один студент написал из Восточного штата, что хочет приехать, несмотря на определенные проблемы со здоровьем. Мастер ответил, что, поскольку у него слабое здоровье, ему не следует приезжать. Но тот человек написал в ответ, умоляя: «Мой врач уверяет меня, что все будет хорошо, если буду регулярно принимать лекарства». Когда пришло это письмо, Мастер был в уединении, поэтому ответил я. Единственным возражением против приезда этого человека, о котором я знал, было его физическое состояние; в остальном он представлялся мне совершенно искренним. Поскольку данное препятствие было устранено, я написал ему, что он может приехать и попробовать наш образ жизни.
Когда Мастер возвратился в Маунт-Вашингтон и узнал, что я сделал, он отругал меня: «Это была не единственная причина, по которой я сказал ему не приезжать. Это была лишь самая добрая причина. Я знал, что он духовно не готов к нашему образу жизни». И добавил: «Ты увидишь».
Вскоре прибыл тот молодой человек. Через неделю он исчез.
Я принял одного человека, который (даже на мой взгляд) не был готов к принятию. Несмотря на искреннее желание жить духовно, он был пропитан мирскими привычками. Лишь его сильное желание измениться побудило меня принять его; у меня просто не хватило духу сказать «нет». В течение нескольких месяцев новичок усердно занимался, хотя часто качал головой, удивляясь переменам в своей жизни. Он не задержался надолго, но за время пребывания в Маунт-Вашингтоне сильно изменился в лучшую сторону. Мастер был доволен.
«Я дал тебе возможность измениться по собственной воле», — сказал он ему однажды. Затем, имея в виду довольно пестрое прошлое этого человека, добавил: «Но на самом деле гораздо проще быть хорошим, чем плохим. Скверный человек всегда в страхе. А хороший ничего и никого не боится. Сами боги тогда заботятся о нем, потому что Бог всех богов на его стороне!»
Так как этого человека принял я, Мастер делал все возможное, чтобы помочь ему. Но когда он впервые узнал о его приеме, воскликнул: «Мне придется дать тебе интуицию!»
Возможно, в его словах содержалось серьезное благословение. Во всяком случае, вскоре после этого я обнаружил, что часто могу с первого взгляда определить, является ли человек своим для Маунт-Вашингтона или нет. Иногда даже прежде, чем он намекнет на свое намерение приехать, я мог сказать: «Вы наш». Насколько я помню, когда ко мне приходило такое чувство, оно всегда оправдывалось.
В своих беседах Мастер всегда стремился обратить наши умы к Богу. Он побуждал нас видеть проявления Господа во всем и во всех. «Уважайте друг друга, — сказал он нам однажды, — как вы уважаете меня».
Многие часы он проводил в беседах с нами, помогая нам и ободряя. Прежде всего, он призывал нас искать вдохновение внутри, в медитации.
Однажды вечером, разговаривая со мной на нижнем этаже, он замолчал, услышав, как один из монахов пел чанты в главной капелле под аккомпанемент индийской фисгармонии. Затем он с блаженством заметил: «Вот что мне нравится слышать в этой обители Бога!»