йадйапйете на пашйанти лобхопахатачетасах
кулакшайакртам дошам митрадрохе ча патакам (38)
катхам на джнейам асмабхих папад асман нивартитум
кулакшайакртам дошам прапашйадбхир джанардана ( 39)
«Клан слепого низшего ума (манаса), омрачённого жадностью, а также чрезмерной привязанностью к приятному и нелюбовью к неприятному, в поисках удовлетворения следует внешним порочным склонностям. Так как это привычный и естественный способ самовыражения слепых чувств, не руководимых проницательностью (буддхи), они не считают бедой разрушение человеческой личности и не видят ничего дурного во враждебности к своим истинным друзьям — способностям распознавания истины. Но ведь мы (силы проницательности) ясно сознаём, что если сознание и его свойства не действуют как единая гармоничная семья, то их может настичь несчастье. Так почему бы нам не отказаться от этого греховного сражения, в котором, несомненно, погибнут многие члены нашей семьи?»
Арджуна говорит, что склонности чувств необходимы воплощённой душе (для самовыражения и получения опыта) так же, как мудрость, и что поэтому нет причин уничтожать тех членов семьи сознания, которые привязаны к чувствам, позволяя жить только проницательности. Раз семейный клан склонностей к удовлетворению запросов чувств наделён специфическими функциями в драме жизни, уничтожать его кажется неразумным.
Итак, приверженец йоги в интроспекции обращается к внутреннему «Я»: «О Душа, ты являешься Создателем и Господом не только проницательного распознавания истины, но и органов чувств. Почему же ты советуешь мне уничтожить мудрыми силами проницательности чувства, дающие наслаждения? И те, и другие — часть моего сознания! Как я смогу жить с одной лишь сухой склонностью к мудрости, лишившись весёлой компании чувств?»
Искатель духовности предупреждён о непреодолимости воздействия дурных привычек. Однако пока их непоправимые последствия ещё не проявились, неофит на основе своего скудного прошлого опыта решает, что бояться таких привычек нечего и что они не погубят своих психологических «родственников» (склонностей к хорошему). Уверенность в этом укрепляет плохие привычки. Крепнут они и от странного сочувствия к ним: «Как жаль, что мои любимые дурные привычки не видят, что сражаться с любимыми мною хорошими привычками, подвергая себя риску уничтожения, глупо!»
В таком состоянии ученику не хочется расставаться ни с хорошими, ни с плохими привычками, — его устраивают и те, и другие. Он позабыл, что, хотя его сладкоречивые дурные привычки и принадлежат к семье сознания, они тайком крадутся с оружием в руке, намереваясь сразить душевный покой.
На данном этапе начинающий йог считает, что порочные, подобные животным (неразумные) материалистичные привычки могут сосуществовать (для полноты картины царства жизни) с хорошими. Но, пока на жизнь человека воздействуют противоположные силы, невозможно достичь гармонии и покоя. Хотя и хорошие, и дурные привычки являются потомками одного сознания, следствия их различны.
Попытка соединить материалистичные удовольствия с духовным блаженством подобна одновременному принятию наркотика с седативным эффектом и тонизирующего средства! Освободится от наркотической зависимости только тот, чья вера в тонизирующий эффект сопровождается неуклонным уменьшением дозы наркотика.
Те, кто пытаются соединить медитацию с попустительством диктату органов чувств, не преуспеют ни в чём. «Человек с двоящимися мыслями не твёрд во всех путях своих» (Иак 1:8). Тем не менее, если человек не может сразу победить плоть, ему не следует откладывать медитацию на потом, — нужно приступать к ней немедленно, чтобы, по крайней мере, иметь возможность сравнить удовлетворение чувств с внутренней удовлетворённостью души. Те ученики, которые, не совладав со своими страстями, бросают занятие медитацией, попадают в почти безнадёжную ситуацию, грозящую духовной смертью.
У ежедневно медитирующего человека, вошедшего во вкус покоя и удовлетворённости и постепенно отказывающегося от дурных привычек, есть шанс достичь духовного освобождения. Очень желательно выработать хорошую привычку медитировать сразу после пробуждения. После молитвенной возвышающей душу медитации ученик может наслаждаться (без принуждения или привязанности) контролируемым использованием чувств в таких приятных действиях, как еда, общение с друзьями и т.д. Таким путем можно изменить качества своего материального окружения, одухотворить его. Другими словами, если человек угождает своей дурной привычке переедать, болеет и умирает от обжорства, — это плохо; если же он с удовольствием извлекает из продуктов энергию, подпитывающую такие качества, как самообладание и умеренность, — это хорошо.
Проблема в том, что неофиту (и даже опытному ученику, временно попавшему в негативную фазу сознания) трудно провести границу между рассудительным использованием чувств и аппетитами, порождёнными жадностью. Когда кажется, что дурные привычки дружественны и находятся под контролем, они в действительности могут просто затаиться в ожидании момента, подходящего для нанесения сокрушительного удара.
Вышесказанное иллюстрирует следующая история. Пьяница по имени Джон, повстречавшись со святым, решил бросить пить. Он приказал прислуге держать ключи от винного погреба при себе и не давать ему ничего спиртного — даже если он потребует. Благодаря энтузиазму Джона, гордого принятым решением, некоторое время всё шло нормально: невидимая хватка тяги к выпивке ослабла.
Вскоре Джон попросил слуг отдать ему ключи от погреба, чтобы он мог угощать друзей лично. Потом он решил, что каждый раз спускаться в погреб обременительно, принёс несколько бутылок в гостиную и поставил их в буфет. Спустя пару дней Джон подумал: «Раз пьянство мне теперь не грозит, я могу смотреть на игру света в стоящей на столе бутылке с красным вином».
Джон каждый день смотрел через бутылку на свет. Потом он подумал: «Поскольку мне удалось освободиться от алкогольной зависимости, я могу пригубить вино, почувствовать его на вкус, а затем выплюнуть». После того как он сделал это, его осенило: «Раз я совершенно свободен от тяги к спиртному, мне не повредит стаканчик». Далее последовала ещё одна мысль: «Так как я избавился от пьянства, почему бы не выпить вина за обедом? Это не ослабит мою волю». С того дня, вопреки своей протестующей воле, Джон снова стал пьяницей.
Принятие правильного решения и самообладание могут временно подавить дурные привычки, но это не обязательно означает, что они побеждены. Джон не принял во внимание, что для превращения в хорошую привычку его решению необходимо время. Для безвозвратного вытеснения дурных привычек хорошими может потребоваться от восьми до двенадцати лет. Пока хорошая привычка не закрепилась, не надо искушать себя соблазнами. Джон проигнорировал этот психологический закон: поставил перед собой бутылку, пробудившую воспоминания о привычной выпивке. Для уничтожения дурных привычек нужно избавиться от порочного окружения, и, что важнее всего, никогда не позволять порочным мыслям завладевать своим сознанием. Мысли усиливают влияние среды и даже более опасны, чем сама среда. Следует искать защиты как в достойном внешнем окружении, так и в подходящей внутренней среде.
Джон не только забыл, что ему нельзя находиться рядом с вином, но и не смог распознать психологического оружия лести и лжеоправданий, которыми порочная привычка сразила его благую решимость. Привычка пьянствовать таилась в его подсознании, тайно посылая лазутчиков (желания и приятные мысли о вкусе вина), тем самым готовя пути для повторного вторжения алкогольной зависимости.
Пока сознание не обезопасило себя, надёжно укоренившись в своей истинной божественной природе, его будут преследовать унизительные поражения от рук собственных привычек. Органы чувств займут должное место в жизни человека только после того, как он обретёт над ними власть, которая является следствием осознания: «Я есмь не тело, подчиняющееся запросам чувств, а душа, единая с Духом».