тан самикшйа са каунтейах сарван бандхун авастхитан (27)
крпайа парайавишто вишиданн идам абравит (28)
Когда Арджуна, сын Кунти, увидел, что его любимые дурные привычки должны быть уничтожены мудростью, накопленной в медитации, его положительная мужская природа огненного самообладания подверглась воздействию внутренней отрицательной энергии женских чувств. С глупым сентиментальным состраданием искатель духовности скорбно приступил к интроспекции.
У каждого существа есть и мужская, и женская природа. Его мужская положительная («+») природа проявляет себя в способности распознавать истину, в самообладании, точном суждении — то есть в качествах, связанных с рассудком. Его отрицательная («—») женская природа состоит из любви, сострадания, доброты, милосердия, радости. В идеальном существе эти два аспекта находятся в полном равновесии. Если рассудку недостаёт чувств, он становится расчётливым, грубым, придирчивым, когда же чувствам не хватает рассудка, они превращаются в слепую эмоциональность.
То, что Арджуна назван здесь сыном Кунти, указывает на его психическое состояние как части Природы: он теперь ведёт себя не как душа, а как простой человек, рождённый женщиной. Более того, поскольку его мужское самообладание и способность к верным суждениям уступили дорогу женской эмоциональности и неразумному состраданию к вражеским силам, то данный эпитет призван напомнить, что Арджуна должен вести себя так, как приличествует сыну благородной Кунти, олицетворяющей способность приверженца йоги призывать на помощь своей садхане духовную энергию.
Человеку, идущему по пути медитации, понятно, что надо избавиться от своих материалистичных тенденций, препятствующих проявлению высшей радости души. Но из-за продолжительных родственных отношений с этими тенденциями такая перспектива его удручает. Поэтому сказано, что он чувствует сострадание к дорогим психологическим «родственникам». Кому из смертных неведома эта трогательная жалость к себе: «Это я; вот я каков»? Однако Гита адресована истинному «Я» (душе) и предостерегает приверженца йоги от сочувствия к той части своей природы, которая противостоит душе. Хорошие чувства хороши в отношении хороших сторон «я», но не следует сострадать тому плохому, что должно быть искоренено.
Причина того, что лишь ничтожное число людей отправляются на поиски Бога вслед за святыми, кроется в вере миллионов, считающих, будто невозможно жить без порочных удовольствий (за которыми следуют страдания). Люди подобны алкоголикам, попавшим в рабскую зависимость от разрушающей здоровье выпивки. Но если они выработают в себе хорошие привычки, то скажут: «Мы не можем жить без покоя и радости, даруемых медитацией. Было бы ужасно вернуться к прежней жизни».
Тем, кто цепляется за свою материалистичную натуру, непонятно, почему приятные мирские удовольствия враждебны духовной радости. Они спрашивают: «Зачем людям даны органы чувств, если не для того, чтобы получать посредством их удовольствие?» (Предполагается, что этот вопрос сразит аскетов наповал!)
Метафизическим основанием самоограничения является своего рода духовное «бизнес-предложение», рассчитанное на то, чтобы принести человеку максимальное счастье. Подобно тому как для получения прибыли надо инвестировать в дело некоторую денежную сумму, для обретения в медитации чистой радости Духа нужно перестать потакать склонности к материалистичным удовольствиям.
Человек создан по образу и подобию Бога. Как в семени потенциально находится большое дерево, так в человеке скрыто непроявленное блаженство Духа. Прожаренные семена не дадут ростков, и если семя сознания опалено пламенем материальных желаний, у внутреннего древа Божественного Счастья нет шанса прорасти.
Таким образом, самообладание — это не самоистязание. Наоборот, оно ведёт к счастью души. Удерживая ум от потакания низменным и ничтожным мирским удовольствиям, человек вступает в обширное царство нескончаемой радости. Все иные рассуждения — просто софистика